Если здесь кто-то напомнит реальных кун или тян,
то не беда: герои меня простят.

1. Аэрограф

ДИКТОР. Остановка «Беспросветный бульвар», дом двадцать четыре.

Бывают, знаете, такие районы-дыры.
Вот этот, где бульвар Беспросветный, тоже дыра.
Кто-то очень занудный выложился на ура.

Танька вышла из тралика, хлюпнуло под кроссовкой.
Дома панельные тянутся плотной массовкой.
Разное разве что на балконах бельё.
Ну и, пожалуй, надписи — каждому дому своё.

Там на площадке девочка, мальчик играет с ней.
Девочка с мальчиком соревнуются, кто грязней.
Мальчик блаженно лыбится: точно не брат и сестра.
Бычок на асфальт. Дом № 6. Ура.

Танька, в мутный осколок зеркала погляди.
Джинсы драные, зато чистые. Чёрт Илья на груди.
Кроссовки драные-грязные — мелкие. Значит, норм.
Наушник орёт из последних сил что-то там про шторм.
Растрёпанный хайр, но это он просто вьющийся. Цвет кирпичный.
В общем, вполне себе вид приличный.

Пешком на третий: лифт здесь пока не изобрели.
Мимо дядек в линялых майках, мимо дивана в пыли.
«Здесь живут уроды-собаководы» — чу́дная надпись.
Написать бы, мол, уроды против собак, да что распинаться.

Чёрная лента и чёрно-белый аэрограф.
Гена, мы помним, Гена, мы помним, Гена, мы помним, Безрогов.
Гена Безрогов, прости, прощай, привет…
Если смотреть на Гену, то Гена смотрит в ответ.

Гена смотрит, а кто-то за Гену в ответе…
Танька вползает на третий.

Елена Сергевна — знакомая тёти Кати.
Значит, она в бигудях, небось, в адском халате.
Танька, из головы предрассудки вынь.
Да впрочем, тебе-то что? Тебе по боку.

2. Этажерка

Динь-дилинь.

ЕЛЕНА СЕРГЕВНА. Здравствуй, здравствуй. Танечка? Заходи.

…Это Елена Сергевна? Где халат, бигуди?
Шиш вам. Интеллигентная дама, так-то.
Слова говорит, будто пишет пером на бумаге. Редактор!

ЕЛЕНА СЕРГЕВНА. Ты примерно знаешь нашу ситуацию?

Танька знает. Некому с мелкой дочкой остаться.
Сын-вечерник работает, отец умер два года назад.
А Танька в десятом. Ей хватит за смену рублей пятьдесят[1].

У девочки Юли карие глаза с поволокой.
У матери серые, значит, покойный отец черноокый.
Выглядит она старше-грустней своих лет шести.
Но Таньку тошнит с пожелания «Не грусти».

Комната у ребят: кровать-этажерка, кресло зелёным сукном.
Так хорошо и тепло, и такая муть за окном.
В стене для гитары гвоздь, но гитара валяется рядом.
Здесь слушают рок. Это радует.

У Елены Сергевны чёрные брови, усталый вид.
Юбка синяя, свитер бордовый. Она спешит.

ЕЛЕНА СЕРГЕВНА. Юлю корми, цветы поливай, там в кашпо.
А тут аптечка, лекарства — мало ли что.
Всё, девочки, я побежала, целу́ю!



[1] О том, что темп написания текстов уступает темпу инфляции,
уже всё высказал Юра Хой в песне «Бомж», так чего изгаляться.

3. Бульвар

ТАНЬКА. Юлька, что делать бум?

Танька глядит на малую.

ЮЛЯ. Хэппи Три Френдс! Мультик! Смотрела?

Танька молчит. Только глядит обалдело.

Сели на кухне. Диванчик, обои под грецкий орех.
На экране треш. За экраном Юлин весёлый смех.

ТАНЬКА. Юлька, пойду подышу, ничего за пять минут не отмочишь?

Танька на лестничной клетке. Душно, нет мочи.

Хэппи Три Френдс? Это что, тоже брат её, Валя?
Он научил Юлю слушать рок, но вот это — едва ли.
Прохожие в шали кутаются, смотрят косо.
Булочную третий год защищают от сноса.

Танька вернулась в дом. В голове кислород.
Теперь Мановар патетично в колонке орёт.
Юля чинно сидит и читает книжку.

ЕЛЕНА СЕРГЕВНА. Танечка, всё нормально? Она всё же взрослая слишком.

Мама пришла из редакции. Таньке можно домой.
Она идёт не дворами, а по прямой.
Тут фонари, трасса, из булочной запах корицы.
Вечером хоть не так мутно. Сгодится.

4. Стены школьного туалета

ГРИГОРЬЕВ. Овца! Бритый кактус! У Танечки сисек мало!

Танька домашку списывает как ни в чём не бывало.

ГРИГОРЬЕВ. У Таньки неадекватный отец!

Танька встаёт из-за парты. Григорьев мертвец.

Погоня. Драпает второгодник-бык из седьмого.
Вот только он бегает что-то хреново.
Рукой цепляется за косяк туалета.
Ногой по инерции машет, видали, звезда балета.

Григорьев оскалился, смачно харкает на пол.
Мужской туалет не помеха для Таньки. Зря драпал.
Танька стоит левой ногой на харчке.

ГРИГОРЬЕВ. О! Девка в мужском толчке!

Григорьев загнан. Драться не может, так время тянет.
Пинает лодыжки, блоки ставит локтями.

ГРИГОРЬЕВ. Танька овца! Танькин отец…

Танька со всей дури бьёт григорьевский глаз.

ГРИГОРЬЕВ. Сука!

Толкает. И след простыл.
Танька лежит на кафеле. Грёбаный стыд.
Поплакать, что ли, тихонько? Тут лишь толчок свидетель.
Нет, всё равно позор. Дуйте на химию, дети.

*
МАКС. Ну и забила бы, Танька! Была б целей.

Макс хороший. Свалил из крысятни в лицей.
Ещё Люцифер в путягу подался…
Кроме Люды, в школе у Таньки никто не остался.

ТАНЬКА. Я и забила, пока речь об отце не зашла.
Я знаю, что мой отец творит всякий шлак.
Но я не дам чморить его какому-то идиоту.
Ладно, спасибо, что выслушал. Мне пора на работу.

МАКС. Погодь. На концерт с нами го?
Наши будут, Алька, Люц со своей, Митяй, много ещё кого.

ТАНЬКА. И ты со своей?

МАКС. Не. Дура она.

ТАНЬКА. Давно дура?

МАКС. С той среды.

ТАНЬКА. Лады.

5. Качели

Танька и Юля идут в районе-дыре на прогулку.
Смех от бетонных стен отлетает зловеще и гулко.
Юля к железной горке бежит, ногами топчет.
Ритм отбивает. Чечётка-индастриал. Топчик.

Потом на качели.

ЮЛЯ. Тань, покачай меня на ногах!

Ладно. Хоть веселей будет и воздух в мозгах.

ЮЛЯ. А Валя качал меня так, что я делала солнцеворот.

ТАНЬКА. Я мелкая, вряд ли смогу.

(Идиот.)

Качели торчат из площадки железной дугой.
Ржавое солнце. Раньше цвет был какой-то другой.
Юля ползёт по солнцу, но видит в верхушке что-то —
съезжает на землю. Смеётся аж до икоты.

ТАНЬКА. Ты чего?

ЮЛЯ. Там написано! Сверху!

«КОНИ ГОВНО».

Танька Юлю под мышки, та падает всё равно.

ТАНЬКА. Знаешь, кто это — кони?

ЮЛЯ. Знаю. Лошадки.

ТАНЬКА. Это про ЦСКА написали те, кто за Спартак.

ЮЛЯ. Я думала, кто-то лошадок не любит. У, скучно как…

Серому морю вверху нету конца и края.
Солнце ушло. Район закатился до мая.
Красной треш-полькой сквозь мрак чья-то пижама
тянется между седьмым и восьмым этажами.

Странная вещь хронотоп: адский, дремучий, родной.

ТАНЬКА. Юлька, пойдём домой.

6. Валя

Дверь беспечно хлопнула в полдевятого.

ЮЛЯ. Валя пришёл.

ТАНЬКА. Окей, тогда я — того.

Рюкзак на плечо, в угол тапочки.
Юлин брат расшнуровывается, нога на лавочке.

ВАЛЯ. Привет-привет.

Напевал что-то и будто начал новый куплет.
Глаза блёклые, но весёлые. Круглые для такого лица.
Причёска странника-раздолбая, табак, два берца́.
Подбородок острый, небритый.

ВАЛЯ. Я тебя представлял другой. Не те габариты.
И не такой рыжей.

ТАНЬКА. Тебя не устраивает что-то?

Точно. Кусок идиота.

ВАЛЯ. Ну вот стоишь ты обуваешься тут в уголке, так и нечаянно раздавлю.

ТАНЬКА. Проблемы со зрением? Тут я не разрулю.

ВАЛЯ. Со зрением и правда проблемы. Линзы всё разруля́т.

Вот блят.

ВАЛЯ. Уже уходишь? А кто мне сказку почитает на ночь?
Юля, как ты её терпишь?

(Здравствуй, Евгений Ваганыч.)

ВАЛЯ. Ничего, это переходный возраст. Скоро пройдёт.

ТАНЬКА. Да ты сам в нём застрял, идиот!

Танькину куртку снимает с крючка. Джентльмен долбаный.
Танька выхватывает.

ТАНЬКА. Пошёл к чёрту.

На крыльце одевается. Холодно.

7. Посуда

ОТЕЦ ТАНЬКИ. Пошли они! Дело подсудное!

Из кухни доносится звон посуды.
Танька сидит в комнате за столом.
В голове пустырь, в сердце металлолом.

Вчера на концерте были, на металлистах.
Макс долго мучился: два одинаковых грязных носка или два разных чистых?
Весело жить, когда друзья у тебя дебилы.
Но Макс образумился. Чистота победила.

…Люц трепался с очередной посланницей смерти.

МАКС. Резче, Люц. Наболтаетесь на концерте.
Харе висеть на телефоне.

ЛЮЦ. Вам не понять.

(Драматическое лицо на ковровом фоне.)

ДИМКА. У меня домашка стынет. Свали со стола, Танька!

Это пришёл брат Димка.

ТАНЬКА. Ладно, рокер-ботанько.

Сползла восвояси, на родную кровать.
Кровать вообще-то диван, но никто не рискнёт при Таньке так его называть.

Потом был вход. Админы снова чудили.
Каждой твари по паре — так все заходили.
Танька стояла с Максом, но болтала с народом позади неё.
Макс, не забывай: вас поставили вместе админы, а не мирозданиё.

Потом концерт и, конечно же, мош.
Танька хоть мелкая, а ну и что ж.
Что ни движуха — Танька всегда в самый центр.
Побыть среди обрыганов — бесценно.

Началась давка, Таньку подхватил какой-то байкер очкастый.
Вот так за неё заступаются часто.
Руку на талии задержал чуть-чуть.
Танька всадила кулак в плечо. Кому больнее? Не суть.

…Танька сидит по-турецки на дива… тьфу, кровати.
В дверях — пергидрольный начёс. Тётя Катя.
Сисястый типаж.

ТЁТЯ КАТЯ. Опять посуду крушит твой папаш.

ТАНЬКА. Значит, не мой папаш, а твой брат.

ТЁТЯ КАТЯ. Смешно. А кто виноват?

ТАНЬКА. Во всём, во всём виноватый ген.
И безысходность. Всё тлен.
Тёть, Безрогова Генку ты помнишь? Газеты трубили?

ТЁТЯ КАТЯ. Не, не помню такого. Должна помнить?

ТАНЬКА. Ладно, забили.

8. Гитара

Из-за двери льётся прекрасная песня.
Нет, это точно не Юлька: гитара б её перевесила.
И не Елена Сергевна. Как можно? Полноте!
Она играла бы в своей комнате.

Валя гитару держит отечески.
Надо же, так у него хоть вид человеческий.
Пепельная макушка, из-под пальцев пассаж знакомый.

ВАЛЯ. Вы к кому?

ТАНЬКА. Ты чего не сказал, что дома?

После Ганз-энд-Роузес — песня о субмарине жёлтой.

ТАНЬКА. Я чо припёрлась тогда?

ВАЛЯ. Понятия не имею.

ТАНЬКА. Пошёл ты!

Танька в прихожую. Вот кретин!

ВАЛЯ. Тань, стой. Вопрос хотел задать один.
Когда ты с Юлей, всё нормально?

ТАНЬКА. Шта?

ВАЛЯ. Ну, там, башка болит или тошнота.

Сказала бы Танька, с кого её тянет порой блевать.
Но ей лень ругаться, коли дома зовёт кровать.
На лестнице обернулась: прощаться-то будешь, нет?
Валя растерянно смотрит вслед.

9. Окно

В чайно-швабровой школе открылся портал.
Открылся. Кто в него не летал.
Ковёр, директриса, президент на портрете.
Как на другой планете.

Рядом с Танькой стоит её рыжий отец.
Когда он орёт, это просто какой-то кошмар для сердец.
Когда он спокоен, значит, что он равнодушен.
Ему никто не нужен.

Вышли обратно в чайно-швабровый мир.
Танька толкает отца и бежит в сортир.
Всё кругом вата, пакля и дым.
Знакомый голос над ухом.

ЛЮДА. И всё же ты плачешь. Тыдым.

ТАНЬКА. Мать твоя будет?

ЛЮДА. Ну так.
Жить мне осталось тридцать девять минуток.

У Люды больная мать. Она не орёт, она только болеет и плачет.
Вот и у Таньки всё могло быть иначе.
Как можно мучиться, когда мать любимая есть?
Таньке в Людину шкуру никак не влезть.

Час прошёл. У Люды вид спокойно-зловещий.

ЛЮДА. Пошли в толчок. Только резче.

В толчке реветь можно. Стены не видят позора.
Людка была русой красавицей, стала герой зомби-хоррора.

Таньке надо проветриться. Больно рожа зарёванная.
Окно распахнули. Рабочие смотрят как зачарованныя.

РАБОЧИЙ. Не прыгайте, девочки!

Что?..

ЛЮДА. Мы, кажется, выглядим на все минус сто.

Они сползают от смеха на кафельный пол.

ЛЮДА. Что делать-то будем?

ТАНЬКА. Как обычно. Как в миллионе школ.

*
У Юли коробка в руках.

ЮЛЯ. Валя мне динозавров принёс.
Играть одна буду: пугливые.

ТАНЬКА. Не вопрос.

Очень вовремя Валя их притащил.
У Таньки нет сил.

10. Ковёр

ВАЛЯ. Тань, что случилось? Тань!

ТАНЬКА. Ничего. Отстань.

Танька в кресле. Валя с ковра смотрит на неё сверху вниз.

ВАЛЯ. Таня, колись.

Танька поправила правый и левый носок.
Кто ж носки поправляет? Ну ок.
Глаза у него прозрачные, ну прямо весенняя лужа.
А, чёрт с ним. Не будет хуже.

ТАНЬКА. Жопа. По всем фронтам.
Диреша вызвала. Отец на неё орал, пока были там.
А вышли — он сразу в запой.

ВАЛЯ. Ты боишься домой?

Ещё чего. Просто домой неохота.
Небо давит. Вокруг жестяное болото.

ВАЛЯ. Мой отец умер два года назад.
Юлька тогда ещё ходила в детсад.
В моём инсте день открытых дверей, он с Юлькой остался дома.
Вечером ему стало плохо. Так и не вышел из комы.

Он замолчал. Танька глядит в изумлении.
Глаза — весенняя лужа теперь даже бесят чуть менее.

ВАЛЯ. Ладно, это всё лирика. Можешь тут перекантоваться.
В комнате матери, она не придёт. Гениально, Ватсон.
Будильник поставишь, дверь закроешь ключом.
Надо пожрать, правда кулинар из меня — ни о чём.

ТАНЬКА. А мама где?

ВАЛЯ. У подруги осталась.

Он побледнел или показалось?

*
В окне подъезда всё то же. Корица, железо, бетон.
Стоптать железные туфли, сгрызть железный батон.
Для полноты счастья где-то вдали грянул гром.
Валя смеётся.

ВАЛЯ. Глянь, мужик с топором.

Танька достаёт сигарету зубами. Зажигалка промокла.
Валя чирканул спичкой где-то около.
Вздохнул, головой покачал и снова заржал: что с тобой делать.
Танька вспомнила.

ТАНЬКА. Юльку спать положить! Время девять.

ВАЛЯ. Юлька сама ложится. Уже года четыре.
Мутант в отдельно взятой квартире.
Кем ещё дети тут могут стать? Только мутантами.
Пошли огорчаться моими кухонными талантами.

*
Всё вызывает привычку, даже воздух из мертвенно-серых труб.
Чего уж там про полуфабрикаты, про в пакетиках суп.

Валя напялил фартук. Был студиозо, стал холостяк. Премило.

ТАНЬКА. Дай я.

Танька презирает быт, но у неё есть одна суперсила.
Она сделает кашу из топора. Суп из металлолома.

ВАЛЯ. А ты не рыпайся. Чувствуй себя как в гостях. В смысле как дома!

Шприц как в ужастике.

ВАЛЯ. Не парься, это горчица.

Выдавил себе в тарелку полшприца.
Таньке хотел тоже, но стормознул вовремя.

ТАНЬКА. Норм. Давай.

Валя без фартука снова студент-раздолбай.

ВАЛЯ. Тебе завтра с отцом помочь?

ТАНЬКА. Не-а. Его за меня тётя Катя порвёт.

ВАЛЯ. Так тётя Катя с вами живёт?

ТАНЬКА. Ага. Ещё Димон, младший брат. Он не спорит: нервы дороже.
Старпёр малолетний. Нервы, придумал тоже.

ВАЛЯ. Не старпёр. Тут каждый по-своему прав.
Его метод скорей одобряет минздрав.

Валя, кажется, что-то хотел уточнить.
Но передумал. Танька словила нить.

ТАНЬКА. Мать свалила миллион лет назад.
С тех пор с отцом пошёл адский ад.

…Нет, отец мелкий хмырь. Таньку он не тиранит.
Зачем говорить, мол, он всё равно её ранит?
Зачем говорить? Но Таньку сегодня пропёрло.
Слова прут, а горчица не лезет в горло.

Зачем говорить? Ему всё равно не понять.
У него всю жизнь была любимая мать.
Там, где у Таньки зияла чёрная брешь.

ВАЛЯ. Давай ешь.

Брешь на время исчезла: в горчице утопла.
Стало тепло. Наверное, суп такой тёплый.
Стало светло. Наверное, день просто светел.

ТАНЬКА. Посуду помою давай.

ВАЛЯ. Обойдёшься.

…ответил.

*
Танька следит за пальцами Вали на третьем ладу.
Вот уже пару часов они с Валей в ладу.
Вот уже полчаса не сказали друг другу ни слова.
Когда есть гитара, всё не так уж фигово.

Танька встаёт с таким видом, типа, в толчок.
На кухню крадётся. Молчок.
Шум воды: надо вымыть посуду Вале назло.
Гитара затихла. Шаги. Наконец-то дошло.

ВАЛЯ. Свали! Не будешь ты мыть посуду!

ТАНЬКА. Сам свали! Буду!

Таньку в охапку — будто панк-версия вальса.
Дыхание, смех, борода, тощие пальцы.
Вальсирует её дальше от крана. Вода течёт.
Юля в дверях.

ЮЛЯ. Спокойной ночи.

Вот чёрт.

Держит в руках тираннозавра и бронтозавра.

ВАЛЯ. Спокойной ночи. До завтра.

Выпустил Таньку, поднял медиатор с пола.

ВАЛЯ. Пойдём, и тебе постелю.
Всё-таки скоро инст, работа да школа.

В ванной Валя пытается что-то достать.
Банки гремят, он матерится под стать.
Щётку оранжевую вытащил на свет божий.

ВАЛЯ. Во, в цвет волос тебе. Зубы ею не чистили.
Сортир вроде тоже.

Комната Лен-Сергевны будто мрачнее и глуше.
Пододеяльник вынул из Вали всю душу.

ТАНЬКА. Дай я.

Танька тряхнула так, будто громит вурдалака.
Подушку взбивает в битве смертельной.

ВАЛЯ. Однако!

Валя косплеит опаску.

ВАЛЯ. Пойду.

ТАНЬКА. Почитать тебе на ночь сказку?

ВАЛЯ. Спасибо. Мне Юля уже почитала.

…Запираться Танька не стала.

*
Раз-раз, проверка, раз-раз…
Танька открыла правый глаз.
Потом левый. Рядом на корточках — Валя.
Взгляд застывший где-то на покрывале.

Танька всегда готовится ко всему.
Если по жизни один, то легче тебе одному.
Таньку никто не застигнет врасплох.
Танька не лох.

ВАЛЯ. Не бойся. Щас посижу и уйду я.

Ветер что-то невнятное в щели квартирные дует.
Темно. Что в темноте бывает — всё ложь.
Штора едва колышется.

ТАНЬКА. Нет, не уйдёшь.

11. Бутылки

Макс гремит пакетами, свистит Нирвану.
К подъезду, лифту, ста́рику и дивану.
Вдали силуэт с причёской типа каре.
Длинный (он обижался: высокий! Поло́жите — длинным буду! Харе!)

МАКС. Люц!

ЛЮЦ. Здаров, дорогой!
За километр слышно твоё бухло.

МАКС. Трепло!

Ряд чётких рукопожатий с могучим матом.
Вдали рыжий дядька с лицом помятым.
Помятым, растерянным. В кармане гаечный ключ.
Тесен мир на районе. Тесен и зломогуч.

ОТЕЦ ТАНЬКИ. Привет, Костя. Привет, Максим. Таньку не видели?

ЛЮЦ. Она, дядь Серёж, тусит у подружки в обители.

ОТЕЦ ТАНЬКИ. Костя, что за подружка? Максим, я думал, она с тобой.

О-ёй.
Макса будто ошпарило током.
Люц выручает.

ЛЮЦ. Максимка никоим боком.
Мы не знаем ни телефона подружки, ни адреса.

ОТЕЦ ТАНЬКИ. Ладно.

Танькин отец не злится. Хоть и ругается.
Гаечный ключ скрылся за серым углом.

МАКС. Люц, ты чего? А если облом?
Если он спалит? Если она нарисуется?

ЛЮЦ. Ну давай скажем папе: она с мужиком брутальным тусуется.
Правда, с ним вышел косяк, а с девочкой легче делиться.
Девочку зовут Люся: знакомые, ба, всё лица.
Откуда я в курсе? Танька сказала. Я друг, меня она не прельщает.

МАКС. Слышь, толкинист позорный, постригся под Гоголя и так же вещает.

ЛЮЦ. Тише, смотри не разлей. Короче: она у Люси́.

МАКС. Айда ко мне, там расскажешь.
Поможешь с бухлом заодно.

ЛЮЦ. Мерси.

…Тесно было у Макса. Потом ушёл батя с вещами.
Мать по дому ходила с кислыми щами.
Потом однокашника встретила и тоже где-то зависла.
Максу подчас одиноко. Но хотя бы не кисло.

На столе чертежи. Макс поступает в МАИ.

МАКС. Брат, можно вопрос? Почему, кроме Таньки, все бабы мои?

ЛЮЦ. Глупенький. Для Таньки ты школота.
С козявками, голоском писклявым — именно та.
Знает, каким ты бывал в первом классе.
А бабы не знают. Поэтому смотрят и хором такие — фигасе!

МАКС. Да с ними я назло ей!

ЛЮЦ. Назло бабушке отморозил попу. Забей.
Другого выхода нет.
И вообще женись, вот тебе мой совет.

МАКС. Это ты мне советуешь, окаянный?

ЛЮЦ. А что? «Постоянный» —
так с античного переводится Константин.

МАКС. Слышь, ты, ты постоянен только в своём идиотизме, кретин!
Поговорить нормально нельзя!

Звонко похлопались по плечам.
Хорошо, когда есть друзья.

12. Река

Люц угадал почти всё: проницателен, сука, зараза.
Только «брутальный мужик» мимо Вали, но Люц его и не видел ни разу.
Ладно, в целом всё так. Вечный конфликт человеков.
Танька у Люды на кухне. Время флешбеков.

*
Вечер. Остановка тралика.
Только вместо тралика Валя.

ВАЛЯ. К реке погнали-ка?

Погнали. Конечно, погнали.

Рябь зелёная, блики на́ реке,
солнце ловит ограда кована.
Как Макс говорит, сидя в ста́рике,
графика прорисована.

У воды говорится живей всего.

ВАЛЯ. Как у папашки-то твоего?

ТАНЬКА. Нормально. Он бывает нормальным. В этом-то ерунда.

ВАЛЯ. Мозг разрывается надвое?

ТАНЬКА. Да.

У Людки всё по-другому и как-то теплее.
У Людки мать не кричит — только плачет, болеет.
Танька греется о тёплую Людку.
Но мамины слёзы — жутко.

ТАНЬКА. Мамины слёзы — жутко. Отец проще раз в двести.
Я бы не вывезла на Людкином месте.

ВАЛЯ. На её месте и ты была бы другой.

ТАНЬКА. В смысле? Не тронутая мозгой?

ВАЛЯ. Нет. В смысле — не так бы стремалась людей.

ТАНЬКА. Эй!

ВАЛЯ. Ты не стремаешься многого: в речку, там, долбануться, морду кому-то набить.
Так почему ты боишься просто кого-то любить?
Кстати, что у тебя в наушнике? Сепультура?

ТАНЬКА. Конечно. Я романтичная, блин, натура.

У воды говорится живей всего.
У воды случается ещё много чего.

За спиной грохочет двадцать восьмой трамвай.

ВАЛЯ. Не закрывай глаза, солнце, не закрывай.

ТАНЬКА. «Солнце», ё-моё. Погоняло слащавое.

ВАЛЯ. Ладно, будешь тогда солнце ржавое.
Монтировкой бьёшь в городскую темень.
И цвет волос ещё. В тему.

…Люди хотят казаться крутыми-опасными.
В душах плевки распускаются розами красными.
Танька классе в шестом тоже мечтала,
косы плела под блюющий вокал блекметалла.

Танька, хватит это терпеть, цитируя Жирика.
Сейчас тебе только лирика, только лирика.
Лирика, лес, берега, кирпичный песочек.
Одно только слово, слово одно между строчек.

*
Танька у Люды на кухне. Все спят ещё.

ТАНЬКА. Ты не втыкаешь, Люда. Он спятивший.
В мозг влез.

ЛЮДА. А по-моему, он тебя просто понял.

ТАНЬКА. Ага, в твоём мире зелёных пони.

ЛЮДА. Так что было дальше?

*
А дальше Валя ей прикурил. Типа есть разговор.

ВАЛЯ. Ты хорошо себя чувствовала до сих пор?

ТАНЬКА. В чём дело?

ВАЛЯ. В Юльке. Она убивает людей.
Людям свойственно умирать рядом с ней.
Генка. Отец. Мама одной ногой в коме.
Соседкин сын. Больше Юлька не будет в их доме.

ТАНЬКА. Генка?

ВАЛЯ. Нянь, бывший до тебя. В отечестве нет пророков.

«Гена, мы помним, Гена, мы помним, Гена, мы помним, Безрогов».

ТАНЬКА. Я-то при чём?

ВАЛЯ. Ты первая, кому нет от неё нихрена.
Давно хотел потереть с тобой.

ТАНЬКА. Польщена.

Танька, на водную гладь посмотри.
Здесь не испортят её фонари.
Кроссовки мо́кры, любимы. Пора домой.
Встань и вали.

ВАЛЯ. Тань, что с тобой?

ТАНЬКА. Мне на тебя тоже пофиг. Просто один из патлатых.

ВАЛЯ. Однако ни с кем больше не спала ты.

…Танька ничё не боится. Бить морды — милое дело.
А вот пощёчину залепить никогда не умела.
Слишком по-дамски. Не хватает только лорнета.
Сегодня она впервые сделала это.

*
Лампа, чайник, батон, фильтрованная водица.
Когда Люда делает чай, в Люду можно влюбиться.
Был бы тут с ними парень — он бы взялся за дело.
Тёплые мысли о Люде — лишь бы в груди не зудело.

ЛЮДА. Тань, оверкилл это. Зря.
Он не сказал, что ты ему до фонаря.

ТАНЬКА. До фонаря, оверкилл… Это тебя научили ребята?
Люцифер или Макс?

ЛЮДА. Неважно. Зря ты.
Он не сказал — мне от тебя только помощь нужна.
Он не сказал — поможешь и отправляйся вон.
Или: мне просто нравятся девки в майке Пилота…

ТАНЬКА. Харе. От твоей мудрости у меня блевота.

Люда села на стул, подбородок сунула в чашку.
Блин, тут же фантомный парень, что ты как Чебурашка.

ЛЮДА. Не будешь у них больше няней?

ТАНЬКА. Буду. Нужно бабло.
И ещё…

ЛЮДА. Что ещё?

ТАНЬКА. Понять, что за дерьмище на Юльку нашло.

13. Свитер

Валя стоит у подъезда, похожий на наркомана.
Под глазами круги.

ВАЛЯ. В реанимации мама.

Зубы стучат, свитер серый, лицо — серый мел.

ТАНЬКА. В дом пошли. Ещё бы ты с пневмонией туда загремел.

Лицо — мел, ноги — вата.
Послушный такой, что криповато.

Дома беда — это полбеды.
Дома есть чайник, полный воды.
Дома скамья. Подсудимых? Нет, запасных, конечно.

ТАНЬКА. Где она?

(Танька, это сейчас было нежно.)

ВАЛЯ. В комнате. Почему я не сдох? Мы с Юлькой много тусили.

ТАНЬКА. Я к ней.

Как там было? Сила в правде, а правда в силе.

Валя пытается хайр пригладить, но вид стал ещё долбанутей.
Танька, ты пойдёшь к Юле, но сперва погоди, полминуты.
Руки ему под мышки, голос вибрирует где-то в груди.
Вот так постойте чуть-чуть, а потом иди.

Делают так от пола, возраста, срачей совсем независимо.

ВАЛЯ. Это ты типа меня обняла? Свершилось. Белиссимо.

*
В комнате Лен-Сергевны пусто, зелёное лишь сукно.
Пусто, и только Юля глядит в окно.
У Юли кубики: собрать буквы М, У, К, А.
Куда ударение?
Юля — ни звука.

Танька, зачем тебе люди, если от них такой геморрой?
Танька, зачем, если от них умирают порой?
Лучше совсем не тусить, не контачить с людьми.

Танька, иди её обними.

ЮЛЯ. Тань, что теперь будет?

ТАНЬКА. Будет нормуль.
Гуляем. Иди одевайся, Юль.
Мяч бери. Будем кидаться, тупить и орать.

ЮЛЯ. А Валя?

ТАНЬКА. Валю не будем брать.

14. Бабка

Валя стоит на шухере за углом.
Девчонки — на детско-площадный металлолом.
Играют в съедобное-несъедобное.
Бутерброд! Кровь! Два банана! Кишки!
И так далее, и тому подобное.

Танька, что дальше, ты знаешь. Откуда? Тут без идей.
На Беспросветном бульваре век не бывает людей.
Зачем ему люди? Серо, бетонно и зябко.
И вдруг выходит она. В тапочках бабка.

БАБКА. Эту дворовую кошку зовут Блудница.

ТАНЬКА. В смысле?

БАБКА. Она постоянно котится.

ТАНЬКА. Разве она виновата? Это же люди всё.

(Бабка в тапочках ужель не простудится?)

В наушнике шторм, и в небе вдруг молния тоже.
По коже мороз, говорят? У Таньки пробрался под кожу.
Что-то сказала ей в ухо страшная сила.
Её осенило.

ТАНЬКА. Юлька, дуй к Вале, я скоро вернусь!

Бабка садится на лавочку вместо Юли.

БАБКА. Ну-с?

ТАНЬКА. Что происходит? Откуда смерти вокруг?

БАБКА. Что я? Ты подошла к разгадке, мой рыжий друг.

ТАНЬКА. Это всё вы? Зачем? За что? Для чего?
Я теперь тоже опасна?

БАБКА. Во-во.
Тебе теперь нужно знать только это.

(Не по погоде, не по погоде, не по погоде бабка одета.)

БАБКА. И что? Я не должна ходить по погоде.
Я и не человек больше. Быть человеком не в моде.
Теперь ты как Юлька стала, помни об этом.
А я питаюсь энергетическим винегретом.

…Люди хотят казаться крутыми-опасными.
Морды друг другу клеймят кракелюрами красными.
Танька тоже мечтала. Шутка судьбы, называется.
Бойся желаний: бывает, они сбываются.

Только у Таньки уже не на уровне морд.
Слёзы на этой неделе побьют рекорд.

15. Подъезд

У Люца на голове каре и шапочка поварская.

ТАНЬКА. Домашку делаешь?

ЛЮЦ. Домашку, Танечка. Повар — судьба такая.
Я тебя слушаю. Кес кё вузаве?

Люц оттопырил ухо, и без того перпендикулярное голове.
Танька садится на гору подъездного хлама.

ЛЮЦ. Пардон, не зову к себе, у брата дама.

ТАНЬКА. Брат водит баб, как же так, а ты-то?..

ЛЮЦ. Я в завязке. Моё сердце открыто.

Танька закуривает.

ТАНЬКА. Люц, мне нужна твоя помощь.
Про эту хрень тебе говорила — помнишь?

Люц уже знает про Юлю-энерговампа.
Танька хватила того же адского штампа.
Её на районе не будет какое-то время.
Ей не нужно тереться вместе со всеми.

А «Люцифер» в переводе с латыни — «несущий свет».
Всем будет плохо от Таньки, а Люцу нет.

ЛЮЦ. Жги, Танчкин.

ТАНЬКА. Короче, пойди к тёте Кате.
Ей не всё равно, в отличие от моего бати.
Скажи — я норм. Надеюсь, увидимся скоро мы.

Люц разгоняет брезгливо дым в стороны.

ЛЮЦ. Ещё что?

ТАНЬКА. К Максу пойди. Смотри, он не спился чтобы.
А то ты его знаешь. Мы его знаем оба.

ЛЮЦ. Ладно. Глазки-то красные. Точно ты норм? Не видно.

Люц обожает гештальты. Психолог в нём суициднул.

ТАНЬКА. Это забей. Просто сделай.

ЛЮЦ. Яволь.
И заходи уж ко мне почаще, чтоль.
Как там в кино винрарном? Кофэ попить, принять ванну.
Я не то что ломиться, подглядывать даже не стану.
И шоколадки с депры не кушай. Попа будет большая.

Они обнимаются. Танька ржёт.

ТАНЬКА. Ну́ тебя, раздолбая.
Как хорошо, что хоть мы с тобой — дружба и равновесие.
Как хорошо, что хоть мы без этого мракобесия.

ЛЮЦ. Погодь, а целовашки в сортире у меня на дэрэ?

ТАНЬКА. Это давно и по пьяни. Харе.
Это не в счёт.
Я вот что хочу попросить ещё…

16. Вокзал

Танька тусит на вокзале. Железнодорожный храм.
Танька тусит на вокзале. Может, уехать к херам?
«Посадка на поезд в Нефтебетонск начинается. Десять минут».
Танька, не надо. Ты нужна тут.

Танька, рюкзак подложи. Теперь ты сидишь как на троне.
Отец в гараже, тётя Катя на смене в салоне.
В школе Димон, постигает великий тупёж.
Танька, отсюда ты их не убьёшь.

Бабка сделала медиумом Юлю когда-то.
Значит, хотела душу старшего брата.
Валю хотела, но он не поддался мо́року.
И тут однажды Танька попалась под руку.

Бабка на Таньку повесила ту же муть.

ТАНЬКА. Надо его оттолкнуть.

*
Он вернулся домой что-то больно рано.
Пару задвинул.

ВАЛЯ. Какие люди и без охраны!

ТАНЬКА. Я поняла. Это ты всех убил.

Надо его оттолкнуть. Тань, ты дебил.

ВАЛЯ. Это что было щас? Повтори!

Глаза голубые. У Таньки сдохло что-то внутри.

Не голубые. Уже без намёка на цвет.

ВАЛЯ. Я не пойму, до тебя не доходит, нет?
Ты думаешь, опыта у тебя страшно много.
Да нет его у тебя, не смеши мои тапочки, ради бога!
Опыт — это не только пережёвывание соплей и разбор полёта.
Опыт — это когда есть хорошее что-то.
Обнимашки с друзьями, любовь и тепло.
А не железобетонное злое табло.
А ты всё никак не можешь понять.
И не допрёт до тебя никогда.
Только не спрятали нифига загоны твои дурацкие.
У тебя были чувства ко мне. Облом конспирации.

*
Остановка «Беспросветный бульвар», дом двадцать четыре.
Бывают, знаете, такие районы-дыры.
Когда твой район дыра, тебе нечего прятать и нечем подчас дорожить.
Когда твой район дыра, тебе просто хочется жить.

Тебе просто хочется так, чтоб не заснуть в переходе с бомжами,
чтоб не хрипеть где-нибудь под ножами,
будь то переулок или седьмая городская больница.
Танька ничё не боится.

17. Ржавое солнце

Площадка, туман, железная паутина.
На ней настоящая. Вот такая картина.
Юля на горке возится. Танька пырится в точку одну.
Грязь под ногами замёрзла. Под стать душевному дну.

Вале ничто не грозит. Он обходить тебя будет за милю.
Это естественно, если ему нахамили.
Танька, это был оверкилл. А поговорить не судьба?
Инея хруст. Знакомые лица, ба…

БАБКА. Что сидим, кого ждём, железобетонный житель?

ТАНЬКА. Видимо, вас. Расскажите.

БАБКА. Что именно?

ТАНЬКА. Почему от Юли все мрут, а Валя ни разу?
Почему на меня вы повесили эту заразу?
Валю спасла я. Всё, мне не встретить его.
Что, вы найдёте кого-то третьего?

БАБКА. Спасла?

ТАНЬКА. Ну и что ж?

БАБКА. Нет, ничего. Танечка, ты даёшь.
Ты думала, люди мрут от общения?
Это была бы вообще не я.

ТАНЬКА. В смысле? Тогда отчего?

БАБКА. Дело в гневе.
Они сердились на Юлю. Гнев сгущается в небе.
Гневом убило бывшего няню, помнишь, Безрогова Гену.
Гневом убило батю. Юля спалила его измену.
Матери гнев подспудный, поэтому она в Ботке.
Все остальные меньше, но так или эдак всё-таки.
Так или эдак, Юля себе на уме.
Это всех бесит. Это на руку мне.
Всех бесит, вот только старшего брата Валю — нет.
Валя по жизни лёгкий, к бесилке иммунитет.
Валиной лёгкости было с лихвой на обоих.
И появилась ты. Теперь в обойме.

ТАНЬКА. Почему в прошедшем? Почему «было»-то?

БАБКА. Потому что его наконец-то взбесила ты.
Жить ему после этого максимум сутки.
Может, успеешь ещё встретить его из маршрутки.

…Танька не знает, как это у неё и откуда.
Танька надеется, ну да, тупо на чудо.
Помнишь, Танька, Люц прикалывался когда-то.
Рядом Максимка хрюкал от смеха с лицом виноватым.

ТАНЬКА. Люц, сука! Бесишь уже!

ЛЮЦ. Танечка, хорошие девушки не говорят так.

Танька сканирует Люца до самых пяток.

ТАНЬКА. …

ЛЮЦ. И глазками ты не можешь испепелять.
Я, черноглазый, могу. Но с зелёненькими глазами…

ТАНЬКА. Тьфу, иди в пень!

У Люца неважно порой с тормозами.

…Дошло наконец. Танька, ты Валю убила.
Остался бы жить, не будь твоего оверкилла.
Танька, что делать, ты знаешь, хоть и хз почему.

ТАНЬКА. Иди обниму.

Бабка уже за гранью добра и зла.
От бабки остались пепел, дым да зола.
И, наверно, душа, и души все остальные.
Ей не надо питаться больше никем отныне.

Танька, Юлю хватай, беги на трамвайный круг.
Вале отмерено сутки, но вдруг?

Он не в маршрутке ехал: шагнул из трамвая.
Мать навещал, наземная кольцевая.
Шаг из трамвая, успел цепануть глазами.
Танька, лови его.
Валя замер.

18. Кафель

Танька, проклятие снято, хоть и не знаешь как.
Снято, но мёртвым метаться поздняк.
И всё-таки Валю под мышки, пёхом на третий этаж.
Гена Безрогов с граффити присвистнул аж.

Танька худую грудь кулаками колотит.
Знакомый язык: твоего кулака, чужой плоти.
Твой нос, твоя кровь, рубашка его в крови.
Валя! Живи!

Что в тупых фильмах вещают в этой ситуации?
«Не умирай!»
(Ага, щас промотаю назад всё.)
«Прости!»
(Чтоб жить было проще прощёным.)
«Люблю!»
(Прально, кого же гнобить ещё нам?)

Танька сказала бы Вале только одно.

ТАНЬКА. Я тебе верила. Это голимое дно.
Верила, только врала, чтоб отшить.
Врала, чтобы дать тебе жить.

Валя, ты всё? Финита комедия? Рип?
Под кулаком Таньки — мат и хрип.
Он понял. Понял, что это ложь всё.

ВАЛЯ. Чего дерёшься?

Танька падает. Ну, богу слава.
Правда, падает на него.

ВАЛЯ. Да, я костлявый.

У неё в крови нос, у него адский кашель.
Пафос долой. Один, блин, другого краше.

*
Танька и Валя сидят на лестничной клетке.
Юля спать легла не сама — уложили. Точно день редкий.
Всё позади. Нос к носу и кожа к коже.
Готика — хорошо, но решили умыться всё же.

ТАНЬКА. Валя, прости.

ВАЛЯ. Нет, Тань. Не надо.
Во-первых, ты меня вытащила — откуда? Из ада?
А во-вторых, просить прощения — это отстой.
Это типа просить: гештальт мой поганый закрой.
И воскресают обиды, тупёж, косяки, как только что я воскрес.

ТАНЬКА. Ты меня понял, балбес.

ВАЛЯ. Как тебе удался такой финт ушами?
Ты не тусила ни с кем странным?

ТАНЬКА. Нет. Ну, только с корешами.

ВАЛЯ. Ладно. И так малость тяжёлый день.

ТАНЬКА. Всё хорошо будет?

ВАЛЯ. Это ещё что за хрень?

ТАНЬКА. Мне просто стрёмно. Только что было плохо.
Я жду подвоха.

Страх — это не просто заноза в пятке, в зубе долбаный флюс.
Страх можно развернуть на сто восемьдесят — себе в плюс.
Этим, однако, увлекаться всё же не стоит.
Иначе как гуманоид.

ВАЛЯ. Всё хорошо будет. Привыкай, что ли, к свету.
Как там очкастая тётька сказала? Норма это.

ТАНЬКА. Знаю очкастую. Смотрит её по телеку тётя Катя.

ВАЛЯ. Вот и славно. А я люблю тебя, кстати.

…Танька ничё не боится. Но как любить — была без понятия.
Она не отвечала даже ни разу «И я тебя».
Слишком ванильно, типа платки готовь носовые.
Сейчас она сделала это впервые.

Эпилог

В дверь позвонили.

ЛЮЦ. Здрасьте, Марина Львовна!

Люц какой-то нынче весь лакированный.
Хвост на башке, пальто кофейного цвета.

МАРИНА ЛЬВОВНА. Костя, привет!

ЛЮЦ. Марина Львовна, я это…

МАРИНА ЛЬВОВНА. Люда в школе. Цветы подаришь потом, давай в вазу.

ЛЮЦ. Ой, это вам. Я стормознул что-то сразу.
Ваша прекрасная дочка к цветам ещё не приучена.
Но я исправлю это.

МАРИНА ЛЬВОВНА. Эх, рыцарь! Чучело!

*
ЛЮДА. Лю-юц!

ЛЮЦ. Весь твой.

Когда улыбается девка — явно ей что-то надо.
Люда когда улыбается, — видно, что просто рада.
Русые косы, янтарно-медовая кожа.
Люда на всех люциферовских баб не похожа.

ЛЮДА. Видел, как мама ходит? Ответила на звонок.
Она поправляется. Это всё ты помог.
Я за неё спокойна теперь, пока в школе.

Люц поднял бровь. Люда в курсе, что ли?

ЛЮЦ. Я? Что я?

ЛЮДА. Ухаживал ты за ней. Танька небось попросила?
Костя, не ценишь свою суперсилу.

Расслабься. Люда не знает. В точку попала пальцем.
Люц, отключи паранойю. Не палимся.
Людины чудо-глаза троллить не могут так.

ЛЮЦ. Суперсилу вон Таньке отсыпал!

(Рискуешь, дурак.)

ЛЮЦ. Ведь «Люцифер» в переводе значит «несущий свет».

А может, сказать ей? Сказать или нет?

ЛЮДА. Угу. А ещё «Константин» с античного «постоян».

Вот теперь троллит. Сам виноват, сорян!
Перемутил с толпой всяких и разных людей.

ЛЮЦ. Я докажу: постоянный — правды правдей!

Нет. Не рассказывай ей. Не время. Зачем бога гневить?
Ты и без того в милости у медово-янтарной девы.
Пусть она видит в тебе обычного чувака.
Да с твоих шуток прётся. Этого хватит пока.

Третье декабря, а на улице будто лето.

ЛЮЦ. Люсь, а в кино погнали? В «Пёструю ленту».

ЛЮДА. А что? Мне не в лом.

Это на Таньку пародия.
Всё-таки научилась у Таньки всякому в этом роде.

Но — поправимо. Главное, что у вас лирический антибатл.

ЛЮЦ. Отлично! Там расскажу, как Максимку сватал.
В «Пёстрой ленте» сейчас анимешек неделя.
Ты как?

ЛЮДА. Нормально я. Полетели!

*
Остановка «Беспросветный бульвар», дом двадцать четыре.
Бывают, знаете, такие районы-дыры.
Небо бетонное, намертво схвачен раствор.
Серо, насколько дойдёт кругозор.

Бежать бесполезно: вокруг жестяное болото.
Бежать бесполезно, жить только, делать что-то.
В конце концов, бетон тоже бьётся,

когда из-за него выглядывает маленькое,
ржавое,
но всё-таки солнце.

2005–2020