Внезапная рецензия: хохмы на уровне пунктуации, постирония пучка и другие чудеса
О книге Марии Ушениной «Внезапная бабушка Лида» (ИД «Нигма», 2023 г.)
Предисловие, в котором рецензент подтверждает анекдот о том, что писатель всегда всё переводит на себя
«Внезапную бабушку Лиду» (одно из рабочих названий — «Вася, коза и другие чудеса») мне довелось читать ещё в рукописи. К счастью, всё моё наследие в литературной критике сводится к паре дружеских рецензий, да ещё, о ужас, в ответ на рецензии этих самых друзей на меня же. Петушка и кукух кажутся мне милейшими животными, кто бы что ни говорил, особенно если они хвалят друг друга не просто в рамках нетворкинга, но из тёплых чувств, в которых мир так нуждается. Впрочем, надеюсь, это шаткое положение не-критика, вместе с другим моим положением, и довольно устойчивым, — я корректором тружусь, — задаст тон, направления и настроение моему опусу. Но обо всём по порядку.
Верлибр и витки в развитии, или Караул, взрослые штуки в детской книжке!
Итак, школьник Вася приходит из школы домой и видит на диване бабушку. Не «его бабушку», а некую абстрактную бабушку, да ещё и вяжущую носок.
Рюкзак упал на пол.
Бабушка подняла голову и улыбнулась Васе.
Вася зажмурил глаза и тут же открыл их.
Бабушка стояла у самого его носа и смотрела на Васю с сочувствием.
— Ущипни, — предложила она.
Вася ущипнул её за руку.
— Ай, — сказала бабушка и спрятала руку за спину. — Не меня, себя ущипни.
Вася потянулся к уху, но передумал.
Тут бы, может, и хотелось побольше деталей. Это вечный вопрос: дописать и дать читателю «начитаться», или же сыграть на филигранности и лаконизме. Отрывок похож на верлибр, и одновременно у читателя есть возможность домыслить. Что подумал Вася? Может, полицию вызвать? Да как рука поднимется, когда такой божий одуванчик? А вдруг это не бабушка, а мужик из спецслужб, просто загримированный?
Читатель, кстати, вполне может подумать так же, но не потому что, как Вася, пересмотрел накануне шпионского кино, а по другой причине. Ведь, скажет продвинутый читатель, это какая-то очень подозрительная бабушка, слишком уж бабушкоподобная. Сегодня бабушки совсем не такие, и пучков не носят, и носков не вяжут. И вообще сейчас модно писать бабушек в татухах и на скейтборде. Или нет, на электросамокате: бабушек на скейтах изображали в девяностых годах прошлого века, теперь устарело уже и это. Теперь пошёл тренд «Молодёжные бабушки 2.0».
Однако любое воплощение тренда или оригинальной идеи, даже если подкреплено попытками оживить архетипического героя какими-нибудь мелочами и тонкостями, — чревато тем, что эта самая оригинальность с годами перерастает в банальность. Про бабушек, косящих под школоту, равно как и сильных независимых принцесс, играющих с драконом в «майнкрафт», написано уже столько, что оригинальными начинают казаться не они все, а вот та самая бабушка с носками-пирожками и принцесса в розовом платье, падающая в обморок от слова «попа».
Но бог с ней, с оригинальностью: это, как уже сказано, явление непостоянное. Главное — то, что маятник, дойдя до какой-то точки, обычно уходит в другую сторону. Я плохо смыслю в антропологии и не люблю обобщающих фраз, но могу сказать про себя лично. Есть какие-то вещи, которые подспудно понимаешь и в детстве, а с возрастом и вовсе осознаёшь в полной мере. Например — что твоя обычная классическая бабушка дала тебе гораздо больше, чем если бы она с гыгыканьем плевала в лужи и была своей в доску: с двумя последними задачами блестяще справлялись твои ровесники. Вероятно, кому-то сам типаж и помогает на фоне вечной проблемы «у меня нет друзей» — у одних Карлсон, а у других бабуля. Да, это может быть спасительной историей, но истории нужны разные. В конце концов, у многих ребят есть друзья-сверстники, а значит, и истории им могут потребоваться другие.
С принцессами та же ситуация. Когда ты девчонка, сначала прикольно пробовать много нового: ты ищешь себя и попутно доказываешь всем, что и девчонки могут делать мальчишечьи штуки, и что вообще не существует девчоночьих или мальчишечьих штук, это стереотипы. Но потом ты начинаешь себя более-менее понимать. Вылавливаешь из всех своих занятий то, что будет с тобой надолго или вообще навсегда, а остальное отваливается. Осознаёшь, что, когда любишь и умеешь что-либо делать, тебе наплевать, мужским это считается или женским. У тебя просто горят глаза. Ну или, во всяком случае, ты спокойно выполняешь что должно, зная, что это призвание; если выбрано «женское», то это не прогибание под мир, а если «мужское» — то не попытка выглядеть круче и не андромахия.
Пускай, даже в свете всего вышесказанного, образ бабы Лиды и правда несколько старомоден, но и тут можно найти объяснение. Есть слово, над которым сейчас принято отзываться с насмешкой и прибавлять, что это любимая погремушка тридцатилеток. Это слово «постирония». Но, во-первых, я от тридцатилеток недалеко ушла, так что мне можно. А во-вторых, явление этого порядка использовал ещё Л. Н. Толстой в «Анне Карениной» (и об этом написано у Л. Гинзбург и ещё много где): когда Каренин, встречая жену на станции, говорит, что приехал «нежный муж». Он хочет сказать это всерьёз, но стесняется и поэтому говорит как бы с подхихикиванием, иронично. Но на самом-то деле он чувствует именно так.
Баба Лида могла войти в образ бабушки и немного карикатурно его воплотить. Так делают, например, студентки с лёгкой творческой долбанутостью, когда приходят на лекции в платье с фартуком и с косичками на голове. Они стебутся. А баба Лида, и это становится ясно ещё из фразы «поглядела на Васю с сочувствием(!)», стёба совсем не чужда. Но об этом позже.
Вернёмся ненадолго к принцессам и их проблемам. Про работу и дело жизни поговорили, но есть ещё разные мелочи: как одеваться, нужны ли дамские примочки-прибамбасы, а в давние времена было ещё такое — что делать, если ты угораешь по блек-металу, а мама купила тебе розовую кофту с оборками. Здесь важны самоощущение и контекст. Когда человек вырастает и понимает, что розовый цвет ему вообще-то нравится, поскольку хорошо успокаивает, — это не запоздалое подчинение маме. И даже не выбор стратегии социального одобрения. Тебе просто нравится розовый цвет, потому что он успокаивает. И оборки настроение поднимают до кучи.
Иногда банан — всего лишь банан.
Баба Лида, вероятно, поняла, что ей нравится одеваться по-старушачьи, поскольку этот образ тоже несёт умиротворение, кто бы там что ни говорил про консерватизм, закостенелость и моду. И, чтобы уж к ней совсем не было вопросов, она выкручивает этот образ до предела. Мол, смотрите, вот она я, довольны? — что с меня взять.
И спокойно наслаждается тем, как уютно быть собой. И тем, как ловко ей удалось обхитрить окружающих.
Приличия ради — немного про сюжет
Однажды баба Лида привозит из деревни козу Машку, и какое-то время они шифруются, но Вася быстро их вычисляет, и с этого дня начинаются приключения. Тут в самый раз сказать про Чисто Взрослые Штуки, которые иногда в детских книгах торчат — если автор их туда подсадил искусственно, чтобы взрослому нескучно было читать детям вслух. Мне вообще кажется, что секрет написания нескучной книги прост: сядь да напиши нескучную книгу. То есть взрослому вполне может быть интересна книжка, предназначенная для детской аудитории, и без всяких вставных фортелей. Человек может ощутить ностальгию, или восхититься слогом (кто сказал, что для детей положен примитивный топорный слог?), или же глубже осмыслить проблему, поднятую в книге, чем это бы сделал ребёнок. Опять-таки есть что обсудить, о чём пообщаться.
Бывает так (это сейчас не про «Бабушку Лиду»), что из подобных фортелей состоит и вся книга. Это, конечно, ход смелый и на любителя, но как минимум получается органично, поскольку текст подчиняется собственной внутренней логике. Примерно это мы видим, навскидку, в цикле Игоря Жукова про Семён Семёныча и пёсика Фафика. И книга даже не пытается прикинуться детской, ну или прикидывается, но тоже с этакой постиронией, потому что там сплошные «пост» и «мета», типичная проза поэта. Извините за рифму, это всё Игорь Жуков наколдовал.
У Марии Ушениной Чисто Взрослых Штук меньше, но выглядят они всё равно органично, потому что большинство их них пронизывают повесть насквозь. Название «Внезапная бабушка Лида» (баба Лида, по идее, сверстница тёзки из того самого стихотворения Я. Смелякова), так вот название никогда не лежит плашкой вверху текста, оно всегда незримо рядом и задаёт тон всему. Коза Машка — не только олицетворение авторской самоиронии и вместе с тем элемент метатекста (см. имя автора), но и один из ключевых персонажей, то есть безмолвно, или там с меканьем, намекает на всё это на протяжении повести. Да и сам текст так построен, что тебе как-то передаётся ритм (не только в фонетическом смысле), и ты начинаешь понимать, почему автор, например, пишет так:
Первое время баба Лида вела себя как самая обычная Васина бабушка. Не отличишь.
Моей первой реакцией было: в смысле? как так? дайте подробностей!
То есть реакция описанного выше читателя, которому нужно именно «начитаться». Потом только, поймав ритм повести, я поняла, что в этом верлибре (ещё одно подозрительное сближение — Игорь Жуков, автор цикла про Фафика, среди прочего верлибрист) подобным «разгонам идеи» нет места. Пожалуй, и можно было бы вставить две фразы в духе всего текста: допустим, Вася хотел плюхнуться в кресло и посмотреть третий сезон чего-нибудь, а баба Лида вовремя его остановила, мол, не видишь, тут моё вязание, специально оставила в знак того, что место занято. Вася говорит: как же так, а спицы? Опасно же. А вот персонально для таких, как ты, парирует баба Лида, — которые не видят, куда плюхаются, я спицы вынула. Такой экспромт возник у меня при чтении. Но, впрочем, это уже из серии «как написал бы сам рецензент, если б умел», поэтому примем как есть и доверимся автору.
В тексте встречаются и просто смешные шутки. Вот, например, Вася уже вычислил гостью, а родители пока ни сном ни духом. (Это важно для понимания шутки: родители вообще крайне мало знают про бабу Лиду и её жизнь.)
Вася решил, что, если мама или папа спросят, не живёт ли у бабы Лиды в комнате коза Машка, он врать не станет, всё расскажет.
Мне кажется, Вася станет юристом.
А ещё можно посоветовать книжку поклонникам Алексея Сальникова. Почему — не скажу, сами увидите. Ради одного диалога, который кому надо принесёт чистый восторг.
Не божий одуванчик, а мисс Марпл!
Однажды я делала корректуру учебного пособия для сотрудников интернет-оператора — как общаться с клиентами. И там была ситуация: у одной бабушки истёк срок оплаты. Звоним ей — она охает и говорит, что ничегошеньки не понимает в этих делах. И добавляет, что интернет ей всегда оплачивал внук Алёшенька, но он сейчас в командировке в Хабаровске, а как до него дозвониться, она не знает.
Каким будет верное поведение оператора? Правильно: не отрубать бабушке интернет, лишая её сериала, а написать внуку Алёшеньке, чтобы тот внёс в личном кабинете оплату. Потому что Алёшенька — это 38-летний крупный предприниматель Алексей Борисович и у нашего оператора постоянный клиент. Мораль обнадёживающая: внимательное отношение и человечность могут быть выгодны. Но сейчас чуть-чуть о другом.
В ходе работы я общалась с девушкой — автором текста, чтобы обсудить детали (текст был пока сырым, и комментарии приветствовались). Сначала решили, что пусть бабуля обращается к оператору на «ты»: милок, у меня всё сломалось, как быть? Но потом изменили решение и вернули ей более формальный стиль. Потому что портрет вырисовывался всё чётче, и всё сильней отдалялся от изначального образа. Бабуленция-то оказалась не так проста, как мы думали…
В какой-то момент я написала автору: слушай, у нас же получилась мисс Марпл! Пожилая леди с живым умом и твёрдым характером, слегка насмешливая, — она нарочно прикинулась дряхлой и немощной, чтобы создать сотруднику ситуацию для тренировки. Типичная бабуля коммерсанта (о мисс Марпл, в свою очередь, заботился её племянник — успешный писатель, но картина похожая). Вот так персонаж раскрывается и в нехудожественной литературе, если к её созданию подходить с душой.
А уж в художественном тексте какие нам предстают грани!.. Вот и баба Лида, в своём бабушкинском обличье, внезапно становится тонким троллем. Кстати, это видно даже в её пунктуации. Ну, вернее, в пунктуации автора, когда он передаёт её речь.
Магия отсутствия, или «Оставьте меня в покое, я знаю, что делаю!»
Считается, что корректура — царство занудства и педантизма. Это и так, и не так. С одной стороны — да, профессия требует железной пятой точки и буквенного крохоборства (а также, как ни странно, стрессоустойчивости: кому хоть раз снилось, что он герой видеоигры, который ищет в подземелье ошибки, а за щиколотку его хватает человек-змея с лицом актёра Леонида Куравлёва, предлагающий подсказку в обмен на душу, — кому хоть раз это снилось, тот поймёт). Но с другой стороны — как сказала героиня фильма «Ещё один год»: режиссёр Кесьлёвский не зануда, он просто тонкий. Там, где один увидит бессмысленную возню, другой всё прочтёт между строк (или, если говорить о пунктуации, внизу строк) и восхитится.
В рукописном варианте повести баба Лида была более сдержанна.
Например:
— Баба Лида! Машку продать хотят!
— Да ты что, Вася, — сказала баба Лида.
В 2021 году свою карьеру завершил финский гонщик «Формулы-1» Кими Райкконен. Его известность выходит далеко за пределы клуба любителей «Формулы». Его железобетонно-невозмутимое поведение подарило мировой общественности несметное количество мемов (фраза из подзаголовка, если что, его авторства и тоже крылатая). Новый год? Без пяти двенадцать — Кими с каменным лицом. Без трёх минут полночь — Кими с каменным лицом. Полночь — Кими улыбается на полмиллиметра. Одна минута первого — Кими с каменным лицом. И так далее.
Казалось бы, при чём тут баба Лида?..
Хотелось назвать это «приёмом умолчания на пунктуационном уровне», но будет не совсем точно: о баб-Лидиной реакции не умалчивается, её действительно нет как таковой. И в этом суть героини: в нестандартной ситуации — без паники, лишь слегка, и то деланно, подними брови.
К сожалению, сейчас редколлегии с осторожностью подходят к таким вещам. Я помню советское издание «Денискиных рассказов», где в рассказе «Расскажите мне про Сингапур» Дениска ещё сосчитал до «семью семь — сорок семь», чтобы заснуть. Теперь на этом месте заботливо пишут идейно верное «сорок девять», лишая Дениску оплошности, а читателя — радости. В каком-то смысле я это понимаю: при обучении детей до сих пор считается непедагогичным проговаривать неверный вариант, даже с пометкой «неправильно», а люди с фотографической памятью в любом возрасте один раз увидели и уже не развидят более.
Что касается фразы «Да ты что», то почему-то считается, что за ней непременно должен следовать восклицательный знак и что его отсутствие — чуть не ошибка. Но, извините, пунктуационные нормы вторичны по отношению к её логике — раз, и к неким интонационным закономерностям — два. То есть сначала складываются языковые явления, образуя массив, а потом уже на его основе формулируется то, что в обиходе зовётся правилами. А не так, что вот вам правила и кандалы заодно. Потому нормы со временем и меняются: язык для людей, а не наоборот. И если, говоря о структурном принципе пунктуации, ещё можно сказать: «Тут верно, а там ошибка», поскольку логика либо есть (пусть даже в нескольких вариантах), либо нет, — то как можно втиснуть в рамки «верного-неверного» принцип интонационный, я не знаю. Особенно в художественной литературе: даже на грамоте.ру под большинством справок поблёскивает приписка: «В художественной литературе часто встречаются случаи, когда [автор плюнул на это правило с трёхсотлетней сосны и не прогадал]»; и дело не в том, что «классикам можно, а нам нельзя», а в том, что интонация — материя тонкая и воздушная, и здесь действительно может быть всё что угодно.
В конце концов, что для «семью семь», что для нордической бабушки и существует совместное чтение — чтобы такие места разъяснять. С пунктуацией чуть сложнее, поскольку это нужно заглядывать родителю через плечо, — но некоторые люди 6+ такие вещи ловят, так почему бы для них не оставить. Заодно оставим бабушке Лиде её спокойствие, а что в наше время важней?
В заключение
Любая книга реальна. И та, в которой коза лезет на дерево, а мальчик младшего школьного возраста решает взрослые проблемы (привет, дядя Фёдор!). И та, в которой есть единороги или мистика готичного пошиба. И та, где рассказчик отличного от автора пола. Любая книга, если она написана от души, реальна постольку, поскольку автор пишет хронику своей жизни, просто оптика у него своя. И меняется с каждой книгой.
В этом смысле не так уж и важны тезисы, которые здесь появлялись и иногда друг с другом спорили: что отказ от оригинальности иногда оригинальнее собственно оригинальности; что даже в детской книжке можно найти второй, третий, сто первый слой; что неблагодарное дело — загонять себя в рамки при выборе знака препинания; что правила правилами, но не стоит, согласно поговорке, класть помидор к грушам и абрикосам на том основании, что он фрукт. Что, в конце концов, кому-то и грушево-помидорный салат окажется по душе, и тогда мы возвращаемся к теме отказа от правил, а точнее — отказа от отказа…
Тут можно уже уйти в дебри, а можно, наоборот, сделать вывод, что важна лишь собственная интуиция, а остальное — из той же области предписаний и обобщений, вторичных по отношению к живому слову.
К сожалению, про «всё не так уж важно» обычно заводят речь, когда хотят сказать что-либо в утешение: мол, Вася, ты очень милый, конечно, но… и так далее. Во избежание недоразумений скажу: книжка хорошая. Написана поистине очень умным и талантливым человеком. И если я говорю, что от книжки тепло, то это не потому, что она лишена других достоинств. А потому, что простое человеческое, на мой взгляд, главенствует.
Чтобы ненароком не договориться до того, что а на кой чёрт я тогда всё это писала, в заключение приведу ещё цитату из повести — тоже из самого её конца: может, кому-нибудь потеплеет со мной за компанию.
Даже козьи мечты исполняются. Так-то.
